Плюс-минус вечность - Страница 4

Леся с грустью вспоминала, как встречала Новый год раньше, еще когда жила в Томске, с мамой. Как делила тридцать первое декабря на вехи. От неизбежной «Иронии судьбы» до вечернего концерта, от концерта до выступления президента. От боя курантов до эротических клипов, которые всегда выползали на экраны в районе четырех утра… И она еще смела жалеть, что такой, предсказуемый и чинный, Новый год – это скучно! Эх, сегодня бы ей так поскучать! Сейчас, когда праздник разделен совсем на другие вехи – от аперитива до горячего. От десерта до барских плясок. Ну, и еще об одном нужно постоянно заботиться: когда на кого-то из высоких гостей нападает охота заорать: «С Новым годом!», под рукой у него должен обязательно оказаться бокал с шампанским, и разве легко за этим уследить?!

…К четырем утра первого января, когда по телику, Леся краем глаза заметила, запустили эротику, а гости устроили хоровое пение в зимнем саду, она уже начала натыкаться на мебель и засыпать даже с подносом хрустальных бокалов в руках. Тогда Таисия наконец позволила младшей горничной пойти к себе.

– Отдыхай до десяти, а после – изволь быть в гостиной. И всем, кто пожелает, чтобы горячий кофе подала.

Леся почему-то ждала, что начальница ее поблагодарит за лихо исполненную адову работу. Или хотя бы с Новым годом поздравит. Но, конечно, не дождалась.

– Все, иди, – отвернулась от нее Таисия.

– Хорошо, – грустно откликнулась младшая горничная. – Кстати, с праздником вас!

– Что-что? – удивленно обернулась к ней церберша.

– С праздником. С Новым годом, – выдержала ее взгляд Леся.

– А, ты об этом, – равнодушно откликнулась шефиня.

И удалилась – надменная, прямая, без единой доброй эмоции.

А Леся, перед тем как отправиться в вожделенную спальню, все же потратила десять минут «на праздник». Умыкнула из кухни бокал, полный «Дом Периньона», и вышла в сад. Миновала рокарий, пальмовую аллею, остановилась на обрыве. По глоточку смаковала шампанское, наблюдала, как пенится далеко внизу море… Думала, что этот Новый год вышел самым необычным и тяжелым в ее жизни, и о том, как хорошо, что он наконец кончился…

* * *

Леся проснулась, когда чья-то рука – даже сквозь дрему чувствовалось, насколько она ухоженная и мягкая, – коснулась ее плеча, а женский голос, смутно знакомый, прошептал: «Вставай! Вставай, пожалуйста!..» И еще – на нее пахнуло спиртным. Очень сильно.

Она открыла глаза, застонала – такое ощущение, будто в мозги свинцом плеснули, – и снова смежила веки. Впрочем, успела заметить, что на улице еще темно – значит, подаренные Таисией шесть часов сна точно не истекли. «А если так – хоть трава не расти! Дальше спать буду!!!»

И Леся, не раскрывая глаз, пробормотала:

– Уйдите… прошу вас!

– Хорошо, – покорно отозвался голос.

По полу, удаляясь, зацокали каблучки, а Леся в изумлении распахнула глаза и увидела, что в ее клетушку, оказывается, изволила пожаловать сама хозяйка. Изможденная диетами, пластикой и «Дом Периньоном» мадам Кремнева собственной персоной.

Сна тут же как не бывало – Леся рывком вскочила с постели, бросилась вслед, крикнула:

– Наталья Николаевна! Стойте! Подождите! Что случилось? Я могу вам чем-то помочь?

Хозяйка послушно приостановилась, опять пахнула на нее перегаром, переспросила:

– Помочь?.. Да нет, ты мне не нужна.

Ее плечи сутуло сникли, и она вновь поцокала в направлении двери.

«А фиг ли приперлась тогда, разбудила?! – подумала Леся. – Вот уж заколебали: хозяева, блин, жизни. Буржуи прибабахнутые!»

Она позволила хозяйке покинуть комнату, взглянула на часы (всего-то без десяти семь утра) и попыталась снова уснуть. Но Морфей, видно, ошарашенный тем, что в келью домработницы снизошла сама хозяйка, возвращаться не захотел. Только и оставалось – ворочаться в жесткой (слугам-то иных не полагается) постели и гадать, что за ерунда с мадам Кремневой стряслась. Раньше ведь в служебные помещения сроду не заходила. А уж сутулые плечи вкупе с покорным голосом – для хозяйки и вовсе нонсенс, это ж как надо было в новогоднюю ночь перепить!

«Может, уволиться? – в который уж раз за бесконечные так называемые «праздничные» дни подумала Леся. – А что? Уволюсь прямо завтра и к маме домой улечу!.. Новый год праздновать будем!»

Мысль казалась сладостной. Леся продолжала ворочаться в неудобной постели и смаковала идею, лелеяла, холила…

Откуда-то издалека, с хозяйской территории, раздавалась музыка. В саду шумели пальмы. Билось о прибрежные камни море.

И вдруг Леся услышала душераздирающий, отчаянный крик.

Кричали с улицы, из сада. Голос был женский, очень громкий, хорошо поставленный. Кажется, то вопила Певица.

– Вот ведь чертовы алкаши, – пробормотала Леся. – Точно: перепилась элита…

– Он мертвый! Мертвый! Мертвый! – повторял женский голос.

* * *

Тело Владимира Борисовича Кремнева обнаружили внизу, на узкой полоске пляжа.

В половине седьмого новогоднего утра Пародист с Певицей, утомленные плясками и шампанским, отправилась прогуляться. Чинный променад по саду и рокарию парочку почему-то не вдохновил – решили спуститься «поближе к стихии», на пляж.

Лестница, искусно прорубленная в скале и оснащенная перилами, находилась в восточном крыле сада и не освещалась. Не освещался и пляж – но Пародист и Певица, пусть оба и сильно нетрезвые, а фонарик с собой захватить догадались. Впрочем, пользовались им, только пока спускались по отвесной лестнице, а когда оказались внизу, тут же выключили. Почему – не скрывали: они немедленно начали целоваться.